Читать книгу "Воображаемый друг  - Стивен Чбоски"

– Во дают! Мы теперь прославимся!

Затем он повернулся к помощнику шерифа, сидящему за рулем.

– А можете показать ваш винчестер?

– Нет, – отрезал помощник шерифа.

– А вы знали, что словом «винчестер» раньше называлось переднее сиденье в дилижансе, рядом с возницей, потому как тут сидел стрелок с винчестером, чтобы охранять пассажиров и грузы?

– Нет, не знал, – процедил помощник шерифа, сожалея, что к нему на «винчестер» не попросился любой из трех других мальчишек.

– Ну хотя бы рацию дадите подержать? Мой папа возит с собой в «Хаммере» радар-детектор против камер, чтоб не нарываться на штраф. Я, кстати, все ваши коды знаю. Вот, например, «один ноль шесть» означает «схожу отлить», так ведь?

Без каких-либо комментариев для СМИ мальчиков провели в здание полицейского управления. Впрочем, Тормоз Эд и здесь отличился, радостно выкрикнув: «Это мы скелет нашли!» Некоторые местные издания успели заручиться парой снимков для первых полос. Телевизионщики обеспечили сюжеты для семнадцатичасовых новостей. «Четверка детей нашла в лесу скелет». Получилась настоящая «бомба».

– Главный интерес – там, где кровь, – задумчиво произнес Тормоз Эд. – Так моя мама говорит.

В кабинете шерифа ожидали родители. По выражению их лиц мальчишки поняли, что афера с ночевкой провалилась. Взрослые, как видно, в три секунды сообразили, что купились на серию эсэмэсок и позволили своим отпрыскам всю ночь болтаться без присмотра.

– Мы и сами там чуть не околели, – посетовал Майк.

Но Тормоз Эд, как оказалось, лучше всех разбирался в тонкостях пиара. Незамедлительно пустив слезу, он бросился на шею к матери.

– Мамочка, мы на скелет наткнулись! Так страшно было!

Он с воем цеплялся за мать. Если она поначалу и злилась на него за обман, то сейчас растаяла, как шоколадная конфета у нее в сумочке.

– Где тебя черти носили, Эдди? Мы чуть с ума не сошли, – только и сказала она.

– Во-во! – поддакнул Эдди-старший, просматривая в телефоне результаты спортивных матчей.

– Мы прослышали, что в лесу зарыт клад. И решили откопать золотые кольца, чтобы подарить нашим мамам на Рождество, – заливал Тормоз Эд.

– Ох, горе ты мое. – Мать прижала его к груди. – Какой же ты заботливый.

По его примеру Майк и Мэтт так же бросились к двум своим матерям. Извинившись за обман, братья стали наперебой рассказывать, что искали клад с единственной целью – сделать им сюрприз. Их матери оказались не столь мягкосердечными, как Бетти, но в конечном счете обняли своих мальчиков так, что чуть не придушили, и заверили, что наказания не последует.

Оставалась мама Кристофера.

Кристофер ждал, что она его отругает. Или прижмет к сердцу. Или будет злиться. Или печалиться. Но она сделала самое худшее из того, что можно было вообразить.

А именно – не сделала ничего.

– Я виноват, мам, – тихо сказал он.

Она кивнула и окинула его таким взглядом, будто с трудом узнала. Кристофер хотел ее обнять, чтобы поскорее развеять жуткое ощущение беды. Но оно не уходило. Потому что маму захлестывала не злость. А обида. Сын ей лжет. С каких пор? Что она такого сделала, если он решил, что говорить ей правду больше не обязательно? Когда он увидел, что мама больше досадует на себя, чем на него, груз вины за собственную ложь сделался почти невыносимым.

– Парни, я должен задать вам несколько вопросов, – сказал шериф, милосердно прерывая это противостояние.

В течение пятнадцати минут им, по выражению Тормоза Эда, «учиняли допрос с пристрастием». Так он в понедельник рассказывал одноклассникам. Но в действительности шериф лишь задал каждому по паре вопросов. Он не стремился покарать этих малолеток за нарушение границ частной собственности и мелкое хищение пиломатериалов. Вопросы о мерах педагогического воздействия он оставил на усмотрение родителей.

Его интересовали только сведения, имевшие непосредственное отношение к скелету.

Но таких сведений у мальчиков было всего ничего. Шериф переходил от одного к другому и сравнивал ответы. Не найдя противоречий, он заключил, что эта мальчишеская компания отправилась в лес для строительства штаба на дереве, но наткнулась на человеческие останки. И лишь одна подробность не давала ему покоя.

– Кристофер, – спросил наконец шериф, – почему ты решил копать именно в том месте?

Кристофер почувствовал, как его обожгли взгляды всех присутствующих. В особенности мамин.

– Сам не знаю. Мы просто искали клад. Мам, уже можно идти домой? У меня жутко голова болит.

– Ладно, сынок. – Шериф потрепал его по плечу.

И тут до Кристофера дошло. От шерифа веяло таким же запахом, как от мамы, когда она собиралась «на выход». У него на куртке остался тончайший аромат материнских духов, скорее даже намек. Может, от объятий, может, от поцелуя. В любом случае Кристофер понимал: шериф – новый мамин «друг». Вскоре она в своих рассказах станет называть его по имени. А потом он заявится к ним домой. Ну, видимо, не в День благодарения. А вот на Рождество – легко. Оставалось только надеться, что шериф окажется приличным человеком и будет хорошо обращаться с мамой. Но теперь Кристофер поклялся: если шериф поведет себя так же гнусно, как Джерри, ему это даром не пройдет.

* * *

В тот вечер друзья Кристофера были обласканы родными. В уюте кухонь они лучились теплом, как выложенные на блюдо свежеиспеченные булочки. Наказание, само собой, не утратило силу. Нельзя терять лицо. Хотя матерям, вздохнувшим с облегчением, такие строгости давались с трудом – ведь не их детей закопали в лесу.

К тому же после возвращения домой мальчики вели себя безукоризненно.

Мамы Эм-энд-Эмсов приготовили любимое блюдо своих сыновей – лазанью, но каково же было их удивление, когда после ужина дети самостоятельно вымыли посуду. Родители Тормоза Эда не могли припомнить, когда в последний раз их сын ограничивался лишь одной порцией десерта, и уж тем более – шоколадного бисквита.

И за ужином, и перед отходом ко сну в этих семьях велись легкие семейные разговоры. Болтали, казалось бы, ни о чем, но получалось, что обо всем на свете. К изумлению родителей, сыновья не прилипали к телевизору, а решили почитать. Для всех вечер прошел как нельзя лучше. И когда дети, посидев над книгами, отправились спать, каждый родитель поймал себя на мысли, которую никогда бы не решился озвучить…

А мальчик-то мой взрослеет. Можно подумать, в одночасье ума набрался.

Так думал каждый. Кроме матери Кристофера.

* * *

Кейт, как и все родители, конечно, гордилась сыном. Она видела, что он и сам окрылился после написанной на «отлично» контрольной по математике. Никогда Кристофер не добивался успехов в спорте. Никогда не добивался успехов в учебе. И сам себя за это корил. Но она не сомневалась: ее сын – мировой парень. И если бы золотые медали вручались за порядочность (странно, что это не практикуется), то Кристофер, стоя на пьедестале, подпевал бы государственному гимну каждые четыре года. А так он – все тот же малыш, которого она всегда понимала и любила.